Космос натянуто рассмеялся:

— Молодца, братуха!..

К их столу подошла официантка, протянула Пчеле меню.

— Не надо, Танечка, — отмахнулся он. — Я и так все там знаю. Значит, так. Пятьдесят виски… нет, пятьдесят, пожалуй, не оросит… Давай сто, что-нибудь поесть…

— И что-нибудь попить! — закончил за него фразу Космос и с улыбкой протянул девушке цветок из вазы на столе.

Официантка кивнула и исчезла.

— Привет передал ему? — деловито спросил Пчела у Романа.

— Да, — ответил тот и так же деловито сообщил: — Короче, необходимо две штуки сверху.

Космос фыркнул со смешком, Пчела тоже коротко хохотнул:

— А жирно не будет?

Не проронив ни слова, Роман выразительно переглянулся со Шмидтом. Сконфуженно хмыкнув, Шмидт наклонился к Пчеле и Космосу.

— Ребят, да ничего смешного тут нет, — смущаясь, вполголоса объяснил он. — Вы только это… никому не говорите, ладно? Короче, этот бобик его поцеловал…

Откинувшись на спинку, Космос разразился издевательским хохотом. Пчела тоже засмеялся, оглядываясь на зал.

— Куда?.. — давясь от смеха, спросил Космос. — Ты радуйся, что только поцеловал, а мог бы и… — он сделал краноречивый похабный жест.

Грянул новый взрыв смеха.

— Да ладно, — Пчела махнул на надувшегося Романа. — Зато человек удовольствие получил!

Парень, похоже, обиделся всерьез. Он снова переглянулся со Шмидтом — мрачно и недоуменно.

Пчела оборвал смех и после паузы неохотно сказал:

— Хорошо, Шмидт, завтра передашь ему полторы штуки.

Роман сразу же поднялся.

— Все, Шмидт, я поехал, — он протянул ему руку.

— Удачи, — кивнул Шмидт.

— Давай, Рома, береги себя, — Пчела тоже попрощался с ним за руку.

И только Космос не подал ему руки, продолжая издевательски посмеиваться. Роман зыркнул на него сердито и ушел.

— Кос, ты себя нормально вести можешь, а?! — с раздражением спросил Пчела, как только Роман скрылся на лестнице.

— Коксу хочешь? — ответил Космос, доставая из кармана табакерку с зельем.

— Бар-р-ран! — буркнул себе под нос Пчела. Впрочем, уже через полчаса, после распитой бутылочки «Белой лошади», все обиды и недоразумения забылись.

Отобедав, троица вышла из ресторанчика на улицу. Они щурились на солнечный свет и беспечно улыбались.

— Смотри-ка, все еще снимают, — кивнул Пчела на оцепление.

Космос посмотрел в сторону съемочной площадки, но за спинами зевак и милиционеров почти ничего не было видно.

— Что это они так долго? Про что хоть там снимают-то? — спросил он у Шмидта.

— Про нас что-то — что же еще!

— Да ты что?! — удивился Космос.

— Ну не про нас конкретно, вообще про братву, — пояснил Шмидт. — Сериал, «Бригада» называется.

— Брось, — не поверил Пчела.

— Ну я тебе говорю, — ухмыльнулся Шмидт. — Не веришь, иди спроси.

Пчела, не раздумывая, направился к площадке, и в ту же секунду оттуда раздались дикие вопли и канонада выстрелов. Заглушая и то и другое, загремел усиленный мегафоном яростный крик:

— Всем лежать!!! Мордой в асфальт, кому сказал!

Пчела остановился и, смущенно улыбнувшись, взмахнул рукой.

— Ну их на фиг. Поехали лучше.

Он повернулся к друзьям, и вдруг лицо его испуганно вытянулось — к ним на всех парах летела та самая группа бойцов в камуфляже и масках, что давно уже стояла в сторонке у своего автобуса.

— Твою мать… — прошептал Пчела, поднимая Руки.

В мгновение ока все трое оказались на асфальте. Их брали всерьез — без всяких церемоний, с матом, с ударами прикладов, с заламыванием рук. Никто и не думал сопротивляться, и уже через пару минут всех троих запихнули в автобус. С металлическим лязгом захлопнулась дверь, и, выбросив облако сизого дыма, старенький «ПАЗик» неторопливо покатил по переулку.

VII

Два Александра — Белов и Киншаков — прогуливались по дорожке среди зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.

— Прикинь, Сань, решил тут как-то машину освежить, — рассказывал Белов. — Ну попросил художника быков мне нарисовать, так он, дурак, перестарался — целую корриду нафигачил…

— Выходит, ты теперь на быках ездишь? — усмехнулся Киншаков.

— Так я ж и сам бык, Сань…

Помолчали немного. Под ногами поскрипывал снежок — и это был единственный звук, нарушавший абсолютную тишину безмолвного февральского леса.

— Как там Валера? — спросил Киншаков.

— Да плохо пока, — нахмурился Белов. — Я подогнал кого надо — все равно плохо…

— А Тамара?

— Переживает… Мы успокаиваем, как можем, но… Все равно — без толку.

— Да-а-а… — задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил в воздух тугую струю дыма.

— Сань, а негативы эти тебе зачем?

— Смонтируем ролик или фильм сделаем, — объяснил свою задумку Киншаков. — О Валере Филатове, человеке и каскадере. Вообще можно из всех фильмов взять, где он снимался. За десять лет много материала скопилось. Хороший материал.

Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:

— Я тогда песню закажу. Пока сделаем, глядишь, он оклемается. Ему приятно будет, — он опустил голову и глубоко затянулся.

Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.

— Тебя вроде как вина грызет…

— Грызет, — согласился Белов. — Это, в общем-то, из-за меня случилось. Жалко Валерку.

Белый никому и никогда не говорил об этом, но он давно был уверен, что его вина — не только и не столько в истории с Анной. Корни этой вины были гораздо глубже. Дело в том, считал Белов, что Фил никогда не связался бы с криминалом, если бы туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как себе, всегда и везде был рядом с ним и в «братки» подался исключительно потому, что так поступил Белый.

— Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.

— Ничего я не выбирал, — с досадой поморщился Белов. — Просто, видно, фарт у меня такой.

Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.

— Саша, ну что ты, ей-богу? — Киншаков покачал головой. — Слова-то какие! «Фарт»… Вот мы с тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем. Собаки и те по дороге бегут… А ты по лесу плутаешь и о каком-то фарте говоришь. Короче, Саш, ты не маленький ребенок, выбирайся на дорогу… В двух шагах от них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился и протянул приятелю руку.

— Счастливо, Сань…

— Ты мне звони, держи меня в курсе, — попросил Александр. — Может, надо будет помочь чем… Лады?

— Лады. Ну, будь здоров.

Белов забрался в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей вслед и коротко свистнул, подзывая собак.

VIII

В автобусе Пчела с Космосом попытались разузнать — кто их задержал и за что. Но ни на один их вопрос никто и не подумал ответить. А когда, немного осмелев, Пчела начал было качать права, сидевший рядом с ним боец коротким и резким ударом расквасил ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине стояла гробовая тишина.

Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не видел, куда их везут. Но ехали долго. Сначала по московским улицам, останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе — с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало так раскачивать и трясти, что стало ясно — они свернули на какой-то проселок.

Наконец тряска прекратилась, автобус остановился, и один из бойцов вышел на улицу. Через пару минут он вернулся, сунул голову в салон и доложил:

— Чисто.

Космоса, Пчелу и Шмидта вытолкали из автобуса. Вокруг был тихий, засыпанный девственным, нетоптанным снегом лес. В полной тишине слышался только заунывный шум ветра в голых кронах деревьев да сухое потрескивание трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не произносил ни слова. Замыкал процессию крепкий парень с тремя лопатами на плече.